А мне тут в ночи перед рассветом нынче вместо заказанного (ау!!! не ленимся, господа. вы хотите эту свою историю или нет?) показали Ванцзи с его гуцинем и расспросом, и мне подумалось… Он тринадцать лет играл этот свой гуев расспрос, отчаянно отказываясь признавать очевидное и ища Вэй Ина. Вэй Усянь злостно молчал – то ли не слышал, то ли не желал отвечать, то ли ушел так далеко, что не мог. Вариантов масса.
Это все очень хорошо и очень вхарактерно, особенно тупая нерассуждающая упертость Ванцзи, густо замешанная на боли и детских травмах.
Но что, если именно он помешал Вэй Усяню уйти на перерождение? Да, тот наверняка не желал ни возвращаться, ни вообще иметь что-то общее с этим миром. Не все это понимают и не все согласны, но смерть, видите ли, далеко не самое страшное, что может случиться с человеком. Иногда, наоборот, это величайший дар.
И вот для Вэй Усяня в тот момент, имхо, это было именно так.
Тут, конечно, возникает куча философских допущений, начиная с того, что вообще в мире заклинателей происходит с душой после смерти, но вся история, в сущности – эти самые допущения, да? И вот что-то меня так сильно ударила эта мысль о том, что Ванцзи все эти годы удерживал душу Усяня – не музыкой даже, но струной, свитой из любви, тоски, отчаяния, боли и безумной безнадежной надежды (это не тавталогия, неа).
Я не знаю пока, к чему она и зачем, так что пусть просто лежит здесь.
Еще я думал про Хуайсана (я часто о нем думаю) и решил, что на данном этапе единственная жертва, за которую я бы его осудил – это МСЮ. И парадоксальным образом почему-то от всей души надеюсь, что этот мальчик был действительно болен на всю свою несчастную голову, потому что… Ну, просто потому что это действительно сильно подло – сознательно и целенаправленно сотворить с человеком такое.
И да, меня дико бесит, что
__________
Вот чем я занимаюсь, вместо того, чтобы делом? Ну, хотя бы относительно -