Дожили. Мне стало неловко смотреть (пересматривать, ладно, но кто считает) Магистра. Нет, не где китайская государственность и не бои-магия-обоснуи. И не как в театре, когда актер лажает, а ты хочешь нырнуть под кресло и не вылезать желательно никогда.

Мне неловко смотреть, но остановиться не могу как Лань Сичэнь с нежным своим нефритовым возвышенным видом нагибает Минцзюэ, а тот … угу. Нагибается. Это такое сложное многосоставное чувство, совсем как тост с апельсиновым джемом, потом сыр, потом ветчина, а сверху ломтик маринованного имбиря от которого одновременно сводит губы в перманентном мимими, при этом ты гомерически ржешь, аки конь апокалипса, лупишь в востроге ЛС по спине, восклицая, ай да Пушкин Цзэу-цзюнь, ай да сукин сын тихоня! и в то же время отводишь глаза – ну что же вы голубчик, ну как же вы так…

Вот эти две зеркальные парные сцены в БГ сразу после победы и пир после братания.
Ну это же без слез сложных чувств смотреть невозможно.

Когда все скапливаются в дверях, ведя милую светскую беседу, и Яо такой – давайте, чоуж, входите, раз пришли, че в дверях-то толпиться, стынет водка, выдохлась икра (с). А Сичэнь – не, так не пойдет. Дружитесь! Яо, дорогой, я же сделал, как ты хотел как надо – ты теперь можешь называть Минцзюэ дорогим братом. И Яо такой – ой, да. Но мне страшно и боязно. А Сичэнь – не бойся, я с тобой. И Яо – дддддагэ. (и глазаме так - ууу). И Минцзюэ стоит такой – я счас в лицо кому-то плюну. А Сичэнь глазаме-бровяме ему – Минцзюэ-сюн, мы об этом говорили давай. И тот – я слишком Не для этого дерьма ох, эти мне ваши игрища. Ладно, только ради тебя.

Ору. Вот какой раз смотрю – и не попускает. Нет.